В США группу ультраортадоксов сняли с рейса

«Своими глазами с любовью и печалью...»
Микоян Нами Артемьевна

Эта книга написана пианисткой и музыковедом Нами Микоян — дочерью расстрелянного в 37-м году Артема Геуркова (бывшего первым лицом Аджарской АССР), племянницей Григория Арутинова (16 лет возглавлявшего компартию Армении), невесткой Анастаса Микояна (члена Политбюро с 1935 года), затем женой замминистра культуры СССР В. Кухарского, а также матерью известного рок-музыканта Стаса Намина. Она видела и знала многих известных политиков: Сталина, Берию, Молотова, Хрущева; музыкантов и композиторов: Шостаковича, Хачатуряна, Щедрина, Рихтера. «Я была микроскопической частицей этой системы, она давила на меня всю жизнь, но я старалась этого не замечать». В своих воспоминаниях Нами Микоян не придерживается хронологии событий, она пишет о людях, которых видела, о своей жизни и о жизни близких. И, невзирая на сказанное в предисловии о нежелании обращаться к документам, «пытаться анализировать время и поступки», все же делает и то, и другое. СССР изображен в книге скалистой и холодной — на манер кавказского края — страной, где ветер, ратуя за равенство, не терпел башен и высоких деревьев, а иные поговаривали о том, что пора пригладить гористую местность, взорвать горы, чтобы они не торчали так высокомерно: «Меня долго давил этот страх. До перестройки. Вот так во всем — немножко отходишь от общепринятого, и возникает трагедия». И где, конечно, искусства и науки объявлены были вне закона, так как слишком обидно и раздражительно для честных невежд видеть задумчивость грамотея и его слишком толстые книги: «Сколько ненаписанного мы не прочли, мир не увидел». Ее память разделяет прошлое на два периода, отличавшихся друг от друга ценностями, людьми и принципами: до 37-го года и после. «...я помню время, когда талантам давали дорогу, поддерживали, вероятно, не всех, но заметных, и это тоже было советское время». Должно быть, такая позиция объясняется не только грустными семейными историями, обстоятельствами, сломившими ее близких. «37-й на плечах тех, кто остался жив», — говорит ее тетя, верившая в честность и справедливость партии так же сильно, как и все их родственники. И слово «система», особенно часто используемое автором, синонимично большой серой и неприступной стене, во время строительства которой до 37-го года погибло все же меньше людей, чем после. 3-е издание, дополненное